Лекция была посвящена тенденциям труда и потребления, которые остановила или усилила пандемия. Эксперт пояснила, что тенденции или большие тренды, которые изучают ученые социальных наук, – это не передовые идеи, а глобальные и многогранные процессы, затрагивающие всех. Среди них нет положительных или отрицательных.
На встрече в пятницу говорили о двух актуальных трендах – снижении насилия и росте цены человеческой жизни.
«Чрезвычайные ситуации, такие как пандемия, часто воспринимаются через призму концепции «черного лебедя», – рассказывает Екатерина Шульман. – Что подразумевается под этой концепцией? Вот жили люди, строили планы, и вдруг прилетает черный лебедь. Вся их жизнь развалилась и наступила принципиально новая. На самом деле, с социальными организмами такого не происходит. Мы на любую ситуацию реагируем привычными инструментами. Что бы ни происходило, мы имеем свойство делать то, что мы делали до этого, как-то слегка модифицируя нашу реакцию относительно этого вызова. То же самое происходит с большими общностями. Чрезвычайная ситуация не приносит нового. Она усиливает то, что росло, и убивает то, что медленно загибалось до этого».
Отсюда следует, что пандемия, которая, очевидно, изменила планы многих людей, сообществ, корпорацией и государств, в сущности, не принесла масштабных изменений.
Два глобальных процесса, которые сформировал 20 и формирует 21 век, – урбанизация и индустриализация – продолжаются и в разгар пандемии. И здесь важно понимать: если в какой-то сфере становится меньше людей, это не значит, что она находится в кризисе или погибает. Одна из функций научно-технического прогресса состоит в том, чтобы уменьшать потребность в рабочих руках. Любая техническая новация создает больше рабочих мест, чем она уничтожает, а новая постиндустриальная экономика нуждается в управленцах разных уровней. Именно они будут заменять те рабочие места, которые, возможно, уничтожит автоматизация.
История полна таких примеров. Наиболее очевидно наблюдаемые изменения, по мнению Екатерины Шульман, происходят в сфере транспорта с каждым следующим открытием: «Вот была конная тяга, она заменилась тягой автомобильной. И это сразу уничтожило огромное количество различных занятий, целые социальных сферы, которые были посвящены обслуживанию лошадей – их лечению, подковыванию, изготовлению экипажей и так далее. При этом возникло большее количество рабочих мест, связанных с автомобильной инфраструктурой, дорогой и всем тем, что возникает вдоль дороги, с машинами, с бензином, его производством».
Пандемия значительно ускорила распространение модели удаленной работы. Итоги проведенных опросов показывают, что 36% людей считают, что они эффективнее работают дома, чем в офисе. Достаточно высокий процент респондентов, отмечает Шульман, говорят, что хотели бы продолжать работать из дома и после окончания пандемии. Самый популярный ответ: удаленная работа с регулярным посещением офиса.
Но чем это чревато? Екатерина Шульман говорит, что переход в онлайн размывает многие «политые кровью» достижения профсоюзов и рабочего движения 19-20 веков. А именно: восьмичасовой рабочий день и пятидневную рабочую неделю. Людям кажется, что они сидят дома и поэтому находятся в каких-то привилегированных условиях. Действительно, это избавляет их от каждодневного перемещения по городу, но время, которое они тратили на проезд, теперь уходит на работу. «Неожиданно все те трудовые гарантии, которые так тяжело достигало человечество, оказываются под угрозой. Всемирная организация труда считает, что режим «восемь часов пять дней в неделю» – это то, что нужно защищать. Гибкие формы занятости – работа по временным контрактам, фриланс, обслуживание конкретного проекта – действительно расширяют возможности быть нанятыми. Но это уничтожает все трудовое законодательство. Онлайн-формы занятости очень часто не регулируются никакими трудовыми кодексами. Сейчас в разных странах мира, в том числе и в России, предпринимаются попытки принятия законопроектов, регулирующих дистанционные формы деятельности. Но сейчас это совершенно серая сфера».
Как пандемия повлияла на второй глобальный процесс – урбанизацию? Россия – страна сверхконцентрации трудовых ресурсов. Люди съезжаются в города и городские агломерации – это наш преимущественный тип расселения. В городах концентрируется занятость и экономическая жизнь в широком смысле. Такое перемещение – самый массовый для России процесс за последние 15 лет. Одновременно с этим мы наблюдаем и другой процесс – деурбанизацию. «Как это выглядит: крупные города наполняются людьми за счёт приезжающей молодежи. Естественного прироста за счёт рождаемости не происходит. И те люди, которые в этом городе уже повзрослели и что-то заработали, могут стремиться отъехать. И вирусная угроза, и переход в онлайн этот процесс ускорила, – рассказывает Екатерина Шульман. – Социологи говорят, что в первую половину 2020 года из Москвы уехали три миллиона человек. Два миллиона вернулись в период межкарантинных послаблений. Один миллион потерялся где-то в Московской области, а также в средних и малых городах центральной России, где можно жить дешевле и комфортнее, чем в Москве, но при этом продолжать работать в столице». Политолог отмечает это как интересный и значимый процесс, который в нашей стране тормозится неразвитостью инфраструктуры: «Молодые семьи не поедут туда, где не будет нормальной школы для детей, пожилые – туда, где не будет медицинского обслуживания. Но если это частично перекрывается возможностями онлайна или вложениями в инфраструктуру регионов, этот процесс может стать более заметным».
Говоря о трансформации потребления, эксперт отмечает тенденцию к удорожанию всего, в чем есть компонент человеческого труда. На протяжении последних лет мы замечаем, как обесцениваются предметы вожделения прошлых десятилетий. Например, бытовая техника и одежда. Вместе с тем сфера услуг представляется запасом для экономического роста.
В завершении лекции Екатерина Шульман назвала пять базовых тенденций, ускоренных пандемией: гуманизация и повышение цены человеческой жизни; глобализация в условиях изоляционизма: физические барьеры и единое, как никогда, информационное и политическое пространства; универсальность онлайн услуг, от торговли до образования, и всеобщая слежка; доместикация (одомашнивание) труда; секьюритизация медицины и медикализация публичной сферы.
Следуя тезису, что пандемия и иные формы чрезвычайных ситуаций ускоряют начавшиеся в обществе процессы, в ближайшее время мы продолжим наблюдать развитие или трансформацию описанных трендов.
